Масштабная операция. Страница 1

Валерий Рощин

Масштабная операция

Часть первая Операция «Вердикт»

— Ну, вот и братки-и… — протяжно вздохнул Сергей Шипилло, снимая кепку и подходя к ровному ряду чем-то похожих друг на друга могил.

Он провел широкой ладонью по коротко подстриженным, с проседью на висках, волосам. И без того суровое выражение лица стало еще строже. Темные глаза заблестели, четко обозначились желваки на скулах…

— Куда ж им теперь отсюда деться!? — то ли возразил, то ли подтвердил мрачную истину Александр Воронцов — на вид самый молодой из пришедшей на Серафимовское мемориальное кладбище троицы.

Протиснувшись между седым снайпером и своим одногодком — капитаном Торбиным, непоседливый и шустрый по натуре Сашка продолжал стрелять по сторонам озорными черными глазищами и, казалось, вот-вот готов был выдать очередной фортель. Однако траурная тишина скорбного места обязывала воздерживаться от праздных выходок и соблюдать благопристойность.

— Растет рядок, — продолжал тем временем кивать в такт словам прапорщик — старший из приятелей по возрасту, но младший по званию, — складывают головушки наши друзья и конца этому процессу, ядрен-батон, не видать.

— Что поделаешь — мы сами выбрали профессию, — с несвойственной серьезностью отвечал Воронцов, прозванный в отряде Циркачом.

Ныне вряд ли кто-то из спецназовцев мог точно припомнить, в честь каких именно заслуг Александр обрел данное прозвище — за веселый взбалмошный нрав, или за те неожиданные выходки, вытворяемые им чуть ли не ежедневно, или же за виртуозное, мастерское владение любыми видами холодного оружия. Одно лишь можно было утверждать без опаски ошибиться: прозвище в большой степени соответствовало и его характеру, и облику в целом…

Все трое отправлялись на следующий день в Чечню, сегодня же, согласно давней традиции, приехали на кладбище проститься с погибшими в таких же командировках товарищами. Станислав Торбин достал из-за пазухи приличную по объему фляжку и подал Сергею. Пока тот делал смачный глоток, прикурил сигарету и протянул следом в качестве «фирменной закуски». Снайпер курил редко, но в особенных случаях никогда не отказывался поддержать старинного обычая.

Фляга пошла по кругу…

— Ух, крепок зараза! — шумно выдохнул Циркач, но тут же переключился на другое — более подходящее и свойственное его живой фантазии: — Господа, у меня родилась гениальная мысль. А не застолбить ли и нам тут местечко?

— Поприятней ничего не мог придумать? Мысль у него родилась… — недовольно пробурчал снайпер Шипилло, — лучше бы ты аборт ей устроил.

— Боишься — ямы не достанется? — впервые подал голос Стас.

— Да нет же! Похоронят-то все одно здесь, так ведь раскидать могут! Одного тут, другого через две версты… А так хотелось бы и после смерти оставаться вместе, вот как сегодня.

— Через две версты!.. — передразнил Шип, — у нас в бригаде и народу-то столько не наберется.

Но каким бы не слыл Сашка пустоголовым, на сей раз, его идея совсем уж бредовой не выглядела. Вероятно, сейчас происходил один из тех редчайших моментов, когда, позабыв о сарказме, он настроился на нечто возвышенное. Следовало воспользоваться исключительным случаем, и прапорщик, переглянувшись с Торбиным, благословил:

— Ладно… иногда от тебя не брызжет дурью. Договориться с местной артелью смогешь?

— Легко!

Пока Александр бегал к кладбищенскому начальству, Сергей со Станиславом медленно прохаживались по Аллее Героев вдоль могил, устроенных в одну ровную линию. Казалось, навек ушедшие друзья и сейчас старались выдержать идеальный строй. Дойдя до последнего, самого свежего захоронения, спецназовцы надолго остановились. На мраморной табличке надгробного камня значилось: «Полковник Львовский Алексей Эдуардович. Геройски погиб, при исполнении служебных обязанностей».

— Эх… какого мужика фактурного угробили. Особой складки был человек!.. — снова вздохнул Шипилло. — Надо ж так нелепо судьбинушку оборвать! Сам отправился в логово. И что за обычай такой идиотский — посылать старшими групп командиров бригады!? Чай они уж к своим-то годкам досыта по лесам навоевались, да в атаки набегались, так нет же — мотыжь без передыху! Какой вояка из пятидесятилетнего человека!? Он в штабах должен карты малевать, пополнение уму разуму учить, да какаву с молоком прихлебывать, а не предлагать себя в заложники! И что у нас за страна такая!? Куды ни стрельни — непременно в лоб дурака попадешь!

История гибели Львовского до сих пор вызывала множество пересудов. Пожалуй, только молчаливый Торбин не принимал участия в дебатах о причинах безвременной кончины командира бригады. «К чему ворошить пепел? — рассуждал он, каждый раз уходя от этих споров. — Полковник не мог поступить иначе, не имел права. Да и не было у него в то холодное осеннее утро других вариантов…»

К Серегиному беззлобному ворчанию капитан давно привык, посему слушал друга в пол уха и размышлял о своем.

— Вот и завтра с нами Щербинин едет, — в полголоса брюзжал тем временем старый снайпер.

— Разве? — негромко удивился Стас, не отрывая взгляда от портрета бывшего командира.

— Точно говорю — едет. Сегодня видел его командировочное удостоверение в строевом отделе.

— Что ж, на то воля божья. Лишний опытный офицер в Чечне — не помеха…

Несколько минут они стояли неподвижно и молча, вспоминая Алексея Эдуардовича — человека бесконечно смелого, мужественного и бескомпромиссного. Только порывы теплого весеннего ветерка легонько трепали темные волосы капитана Торбина. Его тонкие губы под почти прямым, с небольшой горбинкой, носом, казалось, что-то непрерывно шептали. Крепко сложенный молодой человек с правильными чертами лица и серо-голубыми глазами в сотый раз благодарил покойного Львовского за оказанную четыре года назад бесценную услугу. Тогда стараниями полковника, Станислав оказался зачисленным в элитный отряд специального назначения воздушно-десантных войск.

Потом мысли переключились на нынешнего командира бригады — Юрия Леонидовича Щербинина. Затем на его дочь — Елизавету Щербинину…

— Сон нынче мне приснился какой-то странный, — нарушив тишину, медленно проговорил прапорщик.

Казалось, увлеченный своими мыслями офицер ничего не слышал, лишь взгляд немного переместился в сторону собеседника.

— Будто вернулись мы втроем из командировки живые, здоровые, невредимые… — также с расстановкой и с паузами развивал тему Шип, — идем радостные по нашему гарнизону. Все вроде вокруг по-старому, ничего не изменилось — те же дома, деревья, знакомые люди… Да вот беда — нас-то никто не узнает!..

Станислав глянул на приятеля и усмехнулся одними уголками губ. Сновиденье действительно было необычным.

— Так это еще не все, — «обнадежил» рассказчик. — Останавливаем одного, другого, третьего… Спрашиваем, что, мол, стряслось-то? Почему это вы своих признавать не желаете? А не существовало у нас, говорят, таких никогда. Не числилось в списках и штатных расписаниях. Во как, ядрен-батон! Пригрезиться же такое. И ведь ни единой рюмки вчерась не опрокинул!

Отдававший мистицизмом сон Сергея, напомнил Торбину и о собственных нехороших предчувствиях перед очередным вояжем на Кавказ. Однако провести какую-либо параллель, равно как и удивиться совпадению не успел — на узкой аллейке появился Воронцов в сопровождении двух работяг в затрапезной униформе.

На помятых физиономиях землекопов угадывалось предвкушение легкого заработка.

— Значит так, уважаемые будущие клиенты, — без предисловия и, не доходя десятка шагов, резво начал один из пролетариев, — по триста баксов с носа и пять метров от последней оградки в этом ряду — ваши.

— Окстись, шахтер! — звучно охладил его пыл прапорщик, — мы ж не евреи и не азеры! Не олигархи, одним словом!

— Как хотите. У нас жесткая такса, — отрезал было гробокопатель, но второй в этот миг пихнул его в бок и многозначительным взглядом указал на флягу, которой невзначай поигрывал в руке один из потенциальных покойников.